МОИ ЛОШАДИ

Предыдущие части:
1. Пролог
2. Учусь ездить верхом
3. Между учебной и спортивной
4. Спортивная группа
5. Ретро-1
6. Ретро-2
7. Амга
8. Между спортом и казачьей станицей
9. Крыловская. 
10. Крыловская. День первый
11. Крыловская. День второй
12. Крыловская. День третий
13. Крыловская. День четвёртый
14. Крыловская. День пятый
15. Крыловская.  День шестой
16. Крыловская.  День седьмой

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ,

1 августа 1991 г,
четверг.

       Забыла написать, что вчера на Бунчуке и Будулае минут десять катались ещё и Оля Карасёва с Машей Захаровой.

       Часа в три ночи, когда мы ещё болтали в машине, начал накрапывать дождь. Я приползла в палату, когда все уже сопели в обе дырки. Было около половины четвёртого.

       Из открытых окон дуло. Ветер гулял по корпусу, дождик барабанил в окна. Под эти звуки я быстро уснула…

       Проснулась, как от толчка. «Вихри враждебные» веяли по палате, девчонки спросонья кутались кто во что горазд, страшный ливень лупил в окна. На всю палату ругалась Ира Калинченко:

       - Пораскрывали окна! Дышать им было нечем! А теперь мёрзни здесь! Ты выставила окна?! – это мне, - иди сама ставь на место. Небось, над своей головой не вынула!

        - Тише, - говорю, - сейчас всех поднимешь. Пять утра. У меня стекло не вынимается. Выбить разве?

       - Сейчас же ставь всё на место! – орала она громким шёпотом, укладываясь в постель.

       Я закрыла дверь в «предбанник». Сквозняк исчез. А Ира, видимо, не догадалась, как можно избавиться от сквозняка.

       Однако Ирка продолжала разоряться. Но ставить стекло – это вылезать в предрассветные сумерки, залитые сплошной стеной дождя. Тогда я просто изнутри под углом прислонила стекло к окну.

       - Вон, - говорю Ирке, - Маринка Малынова больная, а спит и ничего против не имеет. Потому что знает, что людям дышать надо!

       Я легла досыпать, но меня вновь разбудила уже Маринка:

       - У нас сапоги на улице!..

       Я подорвалась, как ужаленная. Чёрт! Как же ездить теперь будем? Сапоги-то, действительно, стоят на полках у входа. И хлещет сейчас по ним водичка!

       Мы с Маринкой Минаевой тихонько накинули куртки-ветровки и пошли спасать сапоги. Конечно же, не только свои.

       Сапоги оказались полны воды. Берёшь так один, переворачиваешь. Льётся, как из ведра… Как вдруг – ляпсь! – носок промокший вывалился…

       В общем, повыливали воду из 20 пар сапог, поставили их в корпус сохнуть. Носки выкрутили, повесили в корпусе тоже.

       Управились с работой часам к семи и легли спать дальше.

       Подъём в 8-30. На конюшню не едем. После такого ливня там делать нечего, да и сапоги не высохли. (Можно подумать, что с тем уровнем верховой езды, что нам здесь предоставили, так уж необходимы сапоги! Преспокойно можно было кататься и босиком! Всё равно в половине случаев так оно и было).

       В качестве утреннего сюрприза в палату зашёл физрук лагеря – 35-летний малый, увлекающийся йогой и потому имевший вид 25-летнего. С ним – заведующая «Колоском». Они прочли лекцию о поведении. Что мы – не одни в пионерлагере и обязаны соблюдать режим. Никаких ночных похождений, а то нас выселят. Под конец огласили «чёрный список», куда попали обе воронежские Иры, казачки и ещё кто-то. К счастью, моя фамилия не прозвучала. Да и поздно явилась я всего один раз…

       Когда завлагерем вышла, физрук прямо в лоб, без обиняков, заявил:

       - Девочки, не верьте вы нашим джигитам! Оттрахают они вас и бросят. А жаловаться некому: вы – приезжие. Своих, станичных, они не трогают.

       Да-а, физрук – человек без комплексов. Недаром на его двери две таблички: верхняя – стандартная, с молнией и черепом с перекрещенными костями «Не входить! Опасно для жизни!», а снизу вторая, от руки написанная - «Физрук».

       (Интересно, почему же местные нас не тронули? Или физрук плохо их знает, или они восприняли нас как казачек, или кого-то таки «тронули»?)

       Собственной персоной позвонил парторг Король:

       - Сейчас за вами заедет автобус, отвезёт на экскурсию в станицу Кущёвская. Посмотрите там музей казачьей славы.

       (Оперативно сработало начальство! Из-за непотребной погоды все планы рухнули, но оно сориентировалось и перенаправило наши тела в другом направлении).

       После завтрака мы сели ждать автобус. Это оказалось невыносимым занятием, потому что автобус опоздал на 4 (!) часа.

       За это время мы с Маринкой успели, разувшись, набегаться с пионерской малышнёй и их вожатой Ларисой босиком по глубоким и огромным лужам. Как говорится, где-то детство заиграло. Ко всему прочему, для музея и станицы мы нарядно оделись и кое-кто накрасился. А после беготни по лужам видок у нас был тот ещё!

       А ещё мы успели написать коллективную кляузу. Эта чёртова организация быта довела нас до ручки. Вот что мы извлекли из глубин своих душ в течение часа и перенесли на бумагу:

«Миленькие дети!
 Ни за что на свете
 Упаси вас, Боже,
 В конкурсы писать!»

        Пишут вам победители Всесоюзного конкурса «На коне – через века», организованного Союзом казаков СССР и журналом «Юный натуралист».

        Наградой за победу нам была поездка в станицу Крыловская Краснодарского края в колхоз «Кавказ», где нам обещали усиленные занятия конным спортом под руководством квалифицированных тренеров, экскурсии, нормальное питание.
        Но эта поездка стала сущим наказанием для нас, представителей многих городов Советского Союза.
        Мало того, что нас полностью изолировали от общества, поселив в пионерском лагере «Колосок», где мы влачим жалкое существование в 12 километрах от станицы! За нами ни разу вовремя не приехал автобус, чтоб вывезти на «большую землю»! Например, 1 августа нас обещали вывезти на экскурсию в 9 часов, автобус же пришёл в 13 часов.
        Несмотря на обещания парторга В.Д.Короля закормить нас фруктами, наши представления о краснодарских яблоках ограничиваются арендаторским садом. И лишь благодаря доблестной милиции мы имели возможность беспрепятственно нарвать там недоспевших зелёных яблок.
        В связи с отсутствием витаминов в нашем меню мы вынуждены перейти на «подножный корм» - с риском для здоровья собирать абрикосы под деревьями.
        Но главное, для чего мы сюда стремились с великой радостью – это лошади, которых нам обещал в достаточном количестве Г.Л.Рыбин.
        На самом же деле в нашем распоряжении 7 лошадей на 30 человек (это 20 минут езды в день). Ко всему прочему не хватает уздечек, сёдел, несмотря на то, что некоторые привезли экипировку с собой.
        Единственный полностью счастливый день подарили нам работники конюшни под руководством А.В.Лазаревича, когда нас отвезли на маточную, где для каждого была лошадь и неограниченный простор для езды.
        При обильном кормлении за лошадьми слабый уход (на всю конюшню одна щётка!).
        Раз здесь такая плохая организация и слабая база, нужно было просто не брать на себя ответственность и не приглашать к себе.
        Уезжаем отсюда с плохими воспоминаниями и твёрдым убеждением: если отныне и участвовать в каких-либо конкурсах, то ни за что не побеждать!
        И дай вам Бог, чтоб ваши надежды не рушились так быстро, как наши».

       И – 26 подписей.

Слева направо, стоят: Маша Захарова (Троицк), Марина Минаева (Вязьма), Оля Карасёва (Люберцы), Дина Андреева (Тула), Жанна Андерсоне (Рига), Марина Малынова (Тула), Наташа Кострикова (Москва), Лена Жанжарова (Вязьма), Лена Тарасова (Ялта), Лида Горелова (Ялта), Татьяна Ливанова (Москва), Маша Ливанова (Москва), Ира Авксентьева (Бердянск); сидят: Андрей Колков (Вязьма), Вера Коновалова (Москва), Лена???, Инга Лежнёва (пос. Лоухи, Карелия), Фатиа Киреева (Железноводск), Галя Вихорева (Ленинград), Катя Ролина (Ленинград), Оля Крыгина (Донецк), Рома ??? (Вязьма); на переднем плане - Андрей и Славик Гладилины (станица Наурская, Чечено-Ингушетия).

 

       Поясню насчёт фразы о доблестной милиции. Когда мы с Машей Ливановой прятались на лошадях от стражей правопорядка, оказывается, те болтались в окрестностях не просто так. И отнюдь не отлавливали нас с Машей. Наоборот – милиционеры отвезли наших в арендаторский сад и позволили нарвать вволю яблок. Мы потом три дня грызли эти яблоки всем коллективом.

      Под кляузой не подписались шестеро: Вера с Леной (их, видимо, всё устраивало), ТК, ЮВ и две наши казачки (они не принимали участия в конкурсе).

       Кстати, пришла пора поговорить о казачках. Юля имеет внушительную комплекцию, «отмороженный» нрав и ужасно держится в седле. Приехала сюда по приглашению Рыбина – в полном казачьем обмундировании. Юля – казачка не по крови, а по призванию. Как и почему её призвали в казаки – тайна.

       - Вы не представляете, как это интересно! – делилась она с нами в минуту откровения, - казачество занимает у меня 24 часа в сутки и ещё сверх того!

       Но чем именно она занимается в казачестве, мы не поняли. Ибо Юля практически не общалась с нами, неказачьей мелкотой.

       Немного конкретней обстояло дело с Леной. Она – не казачка, но человек, мечтающий изменить свой пол или на худой конец просто доказать, что женщина сильней и выносливей мужчины. Лена – из Женского Батальона Смерти. Этот батальон когда-то охранял Зимний дворец. А теперь начали возрождать традиции. В общем, дома Лена лазает по горам, по долам в военной форме, испытывая себя. Сюда прибыла тоже в полном обмундировании. Лена верхом абсолютно не умеет ездить. И ко всему прочему боится лошадей. Для чего её занесло в Крыловскую – не понятно.

       (Странной кажется наша неприязнь к казачкам. Они не такие, как мы. Они не конники. Они особо не контактируют с нами. В общем, всё это привело к закономерному результату: мы относились к ним с презрением, а они – к нам).

       А Юля к тому же начала с «наездов». В первый же день, когда ей не досталось лошади, обиделась и не пришла в лагерь, оставшись на конюшне. И предъявила претензии, что о ней никто и не вспомнил. Но кому о ней вспоминать, если ни она, ни Лена, как я поняла, не являлись участницами конкурса. Их не было в списках. Приглашал их Генерал – пусть Генерал и следит за ними. Юля в ту ночь спала на конюшне. Утром ей подседлали самую спокойную лошадь – Лампасейку, с которой она умудрилась навернуться.

"Казачка" Юля на Лампасейке

 

       Ну хватит о них, вернусь к нашему сочинению. Мы хотели отпечатать его на пишущей машинке (компьютеров-то тогда ещё в распоряжении простых смертных не было!) в четырёх экземплярах: нам, Королю как предупреждение и по одному – в местную и центральную газеты.

       Но дело застопорилось – в округе невозможно было найти приличную бумагу, копирку, да и саму машинку. А когда три дня спустя всё нашлось, нас задобрили, пыл пропал, и мы никуда ничего не отослали. А жаль. Следовало бы проучить.

       (А может, и к лучшему, что мы только припугнули, но не додавили. В те времена можно было таким коллективным письмецом сделать людям большую пакость – лишить карьеры и работы. А ведь хоть чуть-чуть, но они старались, что-то делали для свалившихся на голову конкурсантов. И потом, спустя совсем небольшое время, забылось всё плохое. В памяти осталось только счастье – большое счастье, что всё это в нашей жизни случилось!)

В ожидании автобуса на конюшню: Коновалова Вера, Кострикова Наташа, Минаева Марина, Захарова Маша

 

       После обеда явился автобус. Отвезли нас ни в какую не в Кущёвскую, а в Крыловскую.

       - У нас, пояснили, - тоже музей есть. А ехать ближе.

       Выгрузили нас в центре станицы. Мы побродили по ней. Заходили в магазины, просто шатались по улицам. Делать-то было всё равно нечего: у музея, оказывается, сегодня – выходной.

       В магазинах ничего интересного. То же, что и у нас. И так же дорого. Купила себе скребницу для лошади. Вообще-то это называется «Банная массажная щётка», но лошадей ею чистить хорошо – заклейки снимать.

       В целом, станица мне понравилась. Все дома ухоженные, хозяева в домах приветливые. Но центр, конечно, грязный. И мороженое у них продают только в одном-единственном месте.

     Побродив по станице, заглянули в музей. ТК специально куда-то бегала, чтоб его для нас открыли. (Спасибо Ливановой! Молодец, постаралась, в отличие от реальных организаторов. Интересно, как ей удалось «поднять в ружьё» музейных работников? И как и где она вообще умудрилась их «откопать» в столь сжатые сроки?).

       Экскурсовод – пожилая женщина – говорила увлекательно, но несколько нудновато. Сам музей очень маленький, но есть ценные и интересные экспонаты. Большинство из них подарено музею местными жителями. Например, ржавое оружие, найденное детьми. (Как не припомнить народную классику: «Маленький мальчик нашёл пулемёт…»?)

       В целом, музейчик мне понравился. Может быть потому, что в нём не сидели надсмотрщицы, и всё можно было пощупать руками, несмотря на запрещающую табличку.

       В 16-00 за нами заехал автобус и увёз в лагерь.

       (Это  какого размера станица и музей, если мы за два с половиной часа успели и по улицам с магазинами нагуляться, и музей посетить?)

       В автобусе мы впервые опробовали «на людях» ранее сочинённую песню о нашей жизни в Крыловской. Я приведу текст здесь, хотя два последних куплета появились несколько позже.

1.

Мы сегодня до зари встанем

И автобус будем ждать долго.

Что-то с памятью моей стало:

Ах, когда вчера я лёг – вспомню.

Припев:

 А в фонтане вода пахнет горечью,

Кто-то в душе примёрз у стекла.

Просыпаемся мы – и грохочет над корпусом:

То ли гроза, то ли Оно свалился с крыльца.

2

Обещают, что домой скоро.

Но ведь я не доживу, мам!

Было раньше человек сорок.

 Кто остался – те умрут с горя.

Припев:

Под кроватью в углу пахнет кошками.

И стекло мы разбили в окне.

Мух в компоте хлебаем мы ложками,

И труп мухи прилипнул к стене.

3

Мы сегодня до зари встанем,

 И автобус будем ждать снова.

Бьют слезинки по щекам впалым…

Нас давно уж заждались дома!

Припев:

 А в столовой у нас кормят вкусненько,

И картошку мы ловим в борще.

От всего нам становится грустненько.

С каждым днём мы тощей, всё тощей.

Ещё припев:

А на речке у нас пахнет тиною,

Кто-то там утонул за буйком.

Мы любуемся этой картиною

И чаёк попиваем тайком.

       Дополнением к обеду сегодня – варёная кукуруза. На полдник – тоже. Объелись. Уже тошнит от кукурузы. Сразу бы так – никто б не воровал её по полям и не трескал в сыром виде.

       После обеда из больницы вернули живую и здоровую Наташу Кострикову.

       Оно купил билеты на обратную дорогу. Выдаёт их на руки вместе со сдачей. Я отправилась за своим билетом. И уже находилась в слегка раздражённом состоянии: мне сказали, что он взял билет на электричку, хотя я просила на автобус. Вот, блин, конь педальный! Пусть на автобусе дороже, но я ж доеду по-человечески! А в этой грязной и вечно забитой электричке весь зад отсижу на жёстких досках! И даже не прилечь, чтобы вздремнуть. Шесть-семь часов такого пути меня доконают!

       (Теперь я догадываюсь, почему ЮВ купил билет на электричку. Полагаю, из-за невозможности или нежелания искать автокассы. Другим-то он брал только на поезд. Часть народа приехала уже с обратными билетами. На автобусе только я собиралась возвращаться. ЮВ было проще купить всё в одном месте. Да и потом, в Ростове, всех привезти на ж/д и не тащиться из-за меня одной на автовокзал).

       - Ты извини, - срывающимся от волнения голосом произнёс Оно, - я его немного постирал.

       То, что предстало перед моими глазами, заставило с воплем отчаяния отшатнуться. «Немного» - неверное слово. Такое впечатление, что билет мочалили изо всех сил.

Так выглядел мой проездной билет на электричку после стирки Юрия Васильевича

 

       - Я не поеду по этому билету. Мне будет стыдно.

       Оно заволновался, начал тыкать пальцем в билет:

       - Но ведь тут самое главное видно – куда, во сколько…

       - А поменять его никак нельзя?

       - Можно. Там, перед самым отъездом.

       - Нет, я хочу сдать его совсем. А купить на автобус.

       - Вот в день отъезда и купишь на автобус, - несколько обиделся Оно, что я раскритиковала его старания.

       - О Боже! Да на автобус в день отъезда взять билеты нереально! Это не электричка!

       - Значит, придётся ехать на электричке, - отрезал Оно.

       -Ладно, - я забрала билет и понесла показать этот ужас Ливановой.

       Когда я развернула перед её глазами это подобие билета, оно разорвалось пополам в моих руках.

       - Зачем ты вообще брала у него этот злополучный билет? Пойди сейчас же, верни и скажи, что никуда по этому билету не поедешь! Зачем тебе в дороге неприятности?

       Так я и сделала. Но, увидев в край растерянное лицо ЮВ, мне стало жалко его. Ведь выхода другого, пожалуй, и не было. Просто вернула ему билет со словами:

       - Вы посадите меня в электричку и лично предъявите контролёру ЭТО. Я не хочу, чтоб обо мне подумали, будто я свинья и неизвестно, где и какой чёрт таскал меня с этим билетом!

       Сама не подозревая, я попала в точку: Оно где-то шлялся с Иркой Клинниковой и ещё кем-то, назюзился до чёртиков. Насилу его дотранспортировали до лагеря. Так и пострадал мой билет. Причём ТОЛЬКО МОЙ, и ничей больше! То ли он его хранил отдельно, то ли не понятно что.

       После полдника нас обуял творческий зуд: мы начали писать друг другу пожелания в проспектах «Юного натуралиста». Оказалось, что если победителю конкурса лошадиных знатоков не давать коня, то в нём просыпается поэт.

       Итак, наши опусики.

Я и Лампасья –

Лучшие друзья.

Карасёва Оля.

Ах, как мы пели,

 Как мы пели

 На берегу речушки Еи!

Горелова Лида

 

Буду долго помнить я тебя,

Как судила ты меня

На мосту у тихой речки,

 Да и сидя на крылечке.

Минаева Марина

 

Ты вспоминай наш лагерь милый,

И речку Ею с мягким илом,

 Архимандрита с бородой,

 И что подружки мы с тобой.

 Оно ты тоже не забудь.

 Всегда весёлой, Дина, будь!

Тарасова Лена.

 

Лампасея, Лампасья –

Лошадка моя.

 Вспомни Лампасейку –

 Вспомнишь и меня!

Карасёва Оля

 

 Друзья! Любите

 И берегите

Лошадей.

О кэй!

Киреева Фатима

 

 Пусть ветер в гриве свистит и манит,

А тренер главный - Марину хвалит!

Ливанова Т.К.

 

Вспомни, милая Марина,

 Как ты пела про Оно,

 И тебе в любое время

 Сразу станет весело!

Тарасова Лена

 

 Помни вечно реку Ею,

 И кобылу Лампасею,

 Туалет с прицелом чётким,

Как катались мы на лодке,

«Кайф», плывущий по реке,

И – себя на Игроке!

Андреева Дина

 

 Светлогривая кобыла,

Года два всего лишь ей.

Очень ты её любила.

 Вспоминай о ней!

Карасёва Оля

       (Сомневаюсь, что Лампасейке на тот момент было всего два года. Ни по поведению, ни по внешности она не соответствовала «малолетке»).

 Никогда не оставляй лошадей,

 Люби их и лелей!

Авксентьева Ира

 

Пусть в жизни будет много огорчений,

 Но ты не вешай носа никогда.

 Ты вспоминай почаще Лампасейку,

 И Маринолу постарайся не забыть.

Минаева Марина

 

Жёлтый бок и светлая грива,

 Брюхо-бочонок и вредный нрав.

Эту кобылу узнает каждый,

Раз победителем конкурса став.

Карасёва Оля

       (Когда много про Лампасейку – точно Олькино сочинение. Очень уж она прикипела к этой кобылёшке. Другие девчонки тоже использовали кличку этой лошадки в своих стишках, но исключительно для удачной рифмы с Еей.)

  Вечно помни речку Ею,

 И кобылу Лампасею,

 Экскурсии по городу,

Архимандрита бороду.

Не забывай и, Бога ради,

Галоп верхом на Снегопаде!

Андреева Дина

        (До сих пор помню то щемящее чувство восторга, которое охватило меня при прочтении в своём проспекте двух последних строчек Динкиного послания : «Не забывай и Бога ради галоп верхом на Снегопаде»! Аж перехватило дыхание.)

        Наше бурное стихоплётство прервал ужин.

       После ужина я набрала арбузных корок (Ирки без нас «заточили» арбуз), кукурузных початков и направила стопы к Будулаю. Со мной пошла, если не ошибаюсь, Жанна.

       Лошади оказались закрытыми в «лабазе». Я сунула Жанне половину угощений и отправила к рыжему. А сама занялась бурым. Так интересно было за ним наблюдать!

       Будулай сначала не хотел отходить от напарника ни на шаг, но лакомство победило. И озорной Будулай («кусачий-лягучий», как о нём говорили местные ребятишки) ходил за мной, как привязанный, тщательно вынюхивал одежду и руки. Зато, когда угощения закончились, моя персона уже не представляла для него никакого интереса.

       Однако, как бы он ни демонстрировал своё напускное равнодушие, мне показалось, что он исподтишка внимательно следит за мной и тоже наблюдает. Умный коняга прекрасно выделял мой голос среди других, не считая дяди-ваниного. Когда его звал кто-либо из наших, Будулай не реагировал. А на моё восклицание: «Бурый!» поворачивал голову и следил за мной, наставив уши.

       Столь быстрое привыкание связано, видимо, с недостатком человеческого общения. Ведь сколько времени прошло, когда Амга начала откликаться на мой голос? Месяцы. А в случае с Будулаем – неделя. Но ведь вокруг Амги вилось столько народу! Столько запахов, голосов! Попробуй, догадайся, кто с какими намерениями приближается к деннику.

       А с Бурым, в принципе, плотно общалась из наших только я. Вот он и привязался. А мне было очень приятно сознавать, что любимая лошадь отвечает взаимностью!

       (Теперь мне кажется, что, помимо дефицита общения, свою роль сыграл очень высокий уровень интеллекта этого коня. Всё его поведение ставило передо мной загадки. И отгадка была только одна: удивительный разум Будулая. И как жаль, что он оказался невостребованным!).

       По возвращении в лагерь отправились на просмотр привезённого кинофильма «Цыганка Аза». Нас посадили вместе с пионерами на улице на съедение комарам и крутили «фильму» на стене столовой. Тяжёлый фильм. Его не стоило бы показывать детям. Особенно – на ночь.

       (Ха! Современные дети, напичканные кровью, трупами и ужасами современного кинематографа, просто заснут на тяжёлых моментах «Цыганки Азы». Не воспримут, как трагедию. Чёрствые стали и циничные. Не то, что мы, воспитанные на светлых фильмах советского экрана).

       Около 23 ч в нашу палату постучались физрук и завлагерем. Они с грозным видом деловито пересчитали всех по головам. Не хватало около шести человек – сейчас уже не помню точно.

       - Двое там-то, двое там-то, двое умываются, - бодро отрапортовали девчонки.

       - Хорошо. Задам вопрос конкретный. Где Иры из Воронежа? – поинтересовался физрук.

       - Мы ж сказали – умываются!

       Хотя мы все прекрасно знали, что обе Иры гуляют с местными. Стражи нравственности удалились, недовольно ворча.

       Мы с Маринкой тоже отправились умываться. И наткнулись в умывальнике на физрука с завлагерем.

        - Ну и где же они умываются? – с издёвкой «подцепил» нас мужик без комплексов – физрук.

       Я тоже прикинулась девочкой без комплексов и сообщила:

       - Они, наверное, в туалете сидят. После столовской пищи никак оттуда выйти не могут.

        Наивная, я полагала, что они не будут проверять женский туалет! Как бы не так! Завлагерем живенько туда сбегала.

       - Их нет! – торжествующе воскликнула она, - всё ясно!

       Наши слабые попытки доказать, что мы давно не пионеры, что среди нас есть совершеннолетние, что мы уже имеем право сами за себя отвечать и не виноваты в том, что нас поселили с детьми, ни к чему не привели. Начальство требовало, чтобы мы подчинялись общему режиму.

       (Кстати, и правильно делало! В случае несчастья кто будет отвечать перед законом? Заведующая лагерем. А может, и журналист «Юного натуралиста», как организатор и сопровождающий. А, может, Рыбин, как принимающая сторона? А, может, Король, как парторг? А может, и все вместе? Да кто угодно – концов не сыщешь. У семи нянек дитя без глазу – это наш случай).

       - Вам и так отбой объявляют на час позже!

       Вот спасибо за поблажку! Но ведь во всё остальное время: «По пионерскому лагерю «Колосок» объявляется подъём!», «По пионерскому лагерю «Колосок» объявляется обед!» и т.д. и т.п.

       (Вот глупые мы тогда были! Не понимали своего счастья. Взрослые дяди и тёти заполняли наш досуг, беспокоились о нас и заботились. Неужели гораздо лучше современное отношение к детям – пофигистское? Хочешь – кури, хочешь – за ящиком сиди, хочешь – колись, побирушничай, воруй? Только не мешай взрослым делать деньги и политику!)

       Вернувшись в корпус, мы увидели, что девчата кипятят чай. И мы устроили праздничное чаепитие между моей кроватью и Ленки-«казачки». Было весело. Принесли к чаю кто что мог. Тульские девчонки Марина и Дина – огромный тульский пряник размером с торт (они хранили его специально для такого случая). Лена Жанжарова из Вязьмы – купленное сегодня в станице печенье… А Веруня Коновалова вообще всех поразила: изюм-драже в шоколаде! Мы вмиг уничтожили это драже. Я выпросила баночку, чтоб отвезти домой – показать домашним, какую прелесть удалось попробовать Иногда сижу дома и нюхаю эту баночку. Вспоминаю не только Крыловскую, но и доперестроечные годы: банка пахнет шоколадом!

       (Это как же надо было «прищемить» людей продовольственным кризисом, чтоб нюханье банки из-под натурального шоколада вызывало удовольствие и приступы ностальгии? А ведь 1991 год - только начало издевательства над своим народом! Это были даже не цветочки, а скромные бутончики тех чудовищно ядовитых ягодок, которыми травили пост-советских граждан на протяжении двух десятилетий).

       Чаепитие закончилось к полуночи. Все, как по команде, на сон грядущий ощупали свои кавалерийские носки. И, тяжело вздохнув – не высохли! – разбрелись по койкам.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: Крыловская.  День девятый