Вернувшись из очередного похода, Стоян рассказал такую историю. На траверзе Ялты ветер начал сдыхать. С трудом добравшись под своими пиратскими парусами до западной окраины на остатках ветра, он застрял окончательно. Как тут с берега срывается моторка и прет прямо на него. Подойдя вплотную, дядька с бандитской пиратской мордой швыряет веревку и приказывает привязаться. Не ожидая ничего хорошего, Стоян, тем не менее, выполняет приказ. Дядька притянул Стояна к берегу, где его с радушной улыбкой встретил Адмирал. А упомянутый бандит оказался начальником спасательной станции «Сосновая горка» Ястремским Евгением Антоновичем, добрейшей души человеком, с которым впоследствии и с большим взаимным удовольствием было выпито немало водки. Антоныч давно умер от рака; над могилой Адмирала силами парусной братии установлена гранитная плита, а сама спасательная станция разграблена дотла. А в те времена жизнь кипела и бурлила. Погостив какое-то время, Толик поинтересовался у Адмирала, не будет ли он возражать против проведения соревнований на разборнушках на территории спасательной станции. Тот ответил, что почему бы не провести. Поэтому Толик и предложил мне следующий, второй КД перенести туда.

Водохранилище Кураховской ГРЭС мне очень не понравилось из-за, во-первых, противного, по щиколотку, илистого берега, во-вторых, неудобства подъезда. Хоть в Курахово и ходили электрички, но до водохранилища было так далеко, что «идиотизм» в 100 метров на самом деле можно назвать «рядом».

На майские (1-е – 2-е мая) праздники со Стояном едем на переговоры в Ялту. Замечу, что под использованными здесь, ранее и далее словами «поехал», «помчался» имеется в виду использование общественного транспорта (автобус, поезд, электричка, а где и пешком), так как автомобиля у меня отродясь не было.

Пока шли от автостанции до «Сосновой горки», меня не покидала какая-то тревога. То ли от промозглого ветра и идущего мокрого снега, а КД в те времена проходил в начале мая, где-то на День Победы, поэтому волновался, а успеет ли потеплеть к соревнованиям. То ли тревожили сомнения в успешности переговоров.

Переговоры прошли более, чем успешно. Нам была обещана и территория спасательной станции для лагеря участников, и спасательная лодка со спасателем Антонычем, и компрессор для накачки баллонов, и питьевая вода. Ну, просто рай небесный.

Очевидно, здесь пора ответить Жене Коротких на его вопрос: «Дитем скольких людей является КД?». Но вначале попробуем выяснить, почему «Седьмое небо» является «дитем» Мельничука, а «Мистраль» - Ольги Дмитрук. Ведь, если копнуть поглубже, к их строительству приложили руки десятки, если не сотни тысяч людей.
Вначале надо найти залежи бокситов, затем с помощью механизмов, тоже кем-то изготовленных, их добыть, потом доставить на не самих по себе возникших грузовиках, горюче-смазочные материалы для которых тоже кто-то изготовил, на алюминиевый комбинат, который тоже не был создан Богом при сотворении Мира и так далее вдоль весьма разветвленной цепочки, пока не будут прокатаны необходимые профили.
Можно возразить, что этот вклад «не считается», так как был оплачен при покупке всего того, что они произвели, включая паруса, палубу и поплавки. И если предположить, что «Седьмое небо» полностью делалось Мельничуком, что вряд ли, хоть кто-то, да помогал, то у Ольги практически все делали Влад Ульянов да Андрей Пилипенко. Тем не менее, никто не сомневается, что «Седьмое небо» – лодка Мельничука, а «Мистраль» – Ольги Дмитрук. Почему?? По какой причине?? Остается одно объяснение: кроме как за свои деньги приобретая комплектующие, по всем вопросам они самостоятельно принимали решения. Вряд ли Сергей собирал всю Макеевку, чтоб большинством голосов решить, куда какую гайку прикрутить.

Именно так, единолично, без всяких собраний–совещаний–голосований я решал все вопросы, связанные с КД. Но эта единоличность оборачивалась казнью египетской по оповещению потенциальных участников о готовящейся регате. Это сейчас весь труд о публикации Положения заключается в изменении в готовом тексте дат, да еще, при необходимости, изменении нескольких фраз, после чего текст размещается в интернете.
В те времена все начиналось с поиска самой тонкой в мире бумаги (чтоб побольше экземпляров поместилось в одну закладку), копирки, которая была в большом дефиците, мягкой резинки (о «штрихе» тогда никто даже и не мечтал). Потом пять – шесть страниц бумаги перемежались копиркой, помещались в пишущую машинку, и тут начиналась казнь.
Это сейчас нажал не на ту клавишу, тут же убиваешь и продолжаешь печатать. Тогда каждая опечатка осторожно и аккуратно (бумага тонкая) во всех экземплярах стиралась резинкой. Это сейчас Word красным подчеркивает явные ляпы. У пишущей машинки Wordа нет, поэтому печатать приходилось с особым тщанием, что требовало больших затрат времени. И так 4 – 5 закладок. Но это не все.
Тогда не было Правил, на которые сейчас просто идет ссылка в современных Положениях. Приходилось печатать все, поэтому в отличие от современного одностраничного Положения, оно состояло из трех, а то и пяти страниц. Это много позже, когда КД стал более популярным и 4^х – 5^и закладок стало явно недостаточным, то, чтоб сократить муки, появилась мысль создать Правила, на которые ссылаться, а не каждый раз печатать их в Положении. Тогда и появилась «рука Феденюка». Но об этом позже.
А пока закончим эпопею с Положением ранних времен. С напечатанием текстов казнь не заканчивалась. Еще нужно было подписать необходимое количество конвертов, вложить туда Положения, заклеить конверты и вбросить их в почтовый ящик. Хорошо, что Ольга, будучи еще школьницей, помогала подписывать конверты.

Заканчивая эту главу, хочу спросить у теперешних требователей подтверждения моих исключительных прав на КД и заявителей своих прав на него, пробовали ли они пять раз набрать один и тот же текст? Если не пробовали, то сколько закладок они отпечатали? Или в каком количестве конвертов вписали адреса? Или хотя-бы сколько конвертов вбросили в почтовый ящик?

На второй КД прибыло значительно больше народа, хотя бы из-за Луганчан. Хотя не уверен, что они были, так как с Феденюком я познакомился летом этого же, 80-го года. Судил, если не ошибаюсь, Леня Красов. Относительно самих соревнований нельзя не остановиться на весьма колоритной личности из Донецка Саше Козенко. Всегда франтовато одетый, эдакий стройный красавец, прозванный Пушкиным за свою брюнетистую кучерявую головушку, в которой все время возникали всяческие фантазерские идеи. До сих пор сожалею, что не поспорил с ним на коньяк «Наполеон», что он не поднимет на подводное крыло свой, скажем так, катамаран. Недавно издалека видел Козенко. В роскошном белом костюме садился за руль не менее роскошного авто. То ли одно из его фантазерств наскочило на золотую жилу, то ли удачно женился, что более вероятно.

Перед тем, как перейти к одному из его чудачеств на втором КД, несколько слов об устройстве поплавков тех времен.
О том, что когда-то будет создан весьма прочный гладкий материал, который может быть герметично склеен, да еще с нужной формой, никто и не предполагал, так же как о ставшими привычными мобилках. Баллон состоял из двух частей: склеенной из внутреннего, хилого, но герметичного материала и сшитой из достаточно прочного материала оболочки. Внутренний баллон клеился, как правило, из детской клеенки.
У Пушкина он был из полиэтиленового рукава, завязанного с обоих концов. На оболочку шло все достаточно прочное, что можно было купить или украсть. Из чего она была сделана у Козенко, не помню, но он страстно мечтал надуть баллон до состояния футбольного мяча. И как сейчас помню: завтра старт в 8. Вечереет, солнце садится за горизонт. Тарахтит компрессор. Катамаран на боку. Рядом ходит Пушкин и похлопывая по раздувающемуся баллону приговаривает: «Хорошо! Хорошо!».
Как вдруг раздается характерный звук «х-р-р-р» и баллон расходится по шву метра на полтора-два. Как бы поступил любой другой участник? Опрометью бросился бы к компрессору, отсоединил трубку, объявил бы своей команде аврал, те бы прибежали с иголками-нитками, и началось бы зашивание хоть до утра. Что делает Пушкин? Спокойной, медлительной походкой идет к выключателю компрессора, выключает его, потом так же не торопясь отсоединяет трубку, после чего, не меняя темпа, вразвалочку идет к себе в палатку, ложится, берет гитару и начинает играть и петь! Чем это закончилось, не помню. Но в гонках он, вроде, участвовал.

Второе его чудачество началось после гонок первого дня. Повез он катать каких-то барышень. Ветер то ли был отжимной, то ли поменялся на отжимной. Вечереет, а Пушкин все катает. Где-то метрах в пятистах вдоль берега. Туда – сюда. Туда – сюда. Начало темнеть, а Пушкин катает прежним маршрутом. Начало холодать, а Пушкин с барышнями все катается. Туда – сюда. Туда – сюда.
Беру чью-то Меву и направляюсь спасать барышень. Подхожу вплотную. Барышни трясутся от холода, но синими губами лопочут, что кататься им нравится и на берег не хочется. Ну, не хочется, так не хочется. Возвращаюсь назад. А Пушкин еще долго катал своих красоток туда – сюда, пока ветер не поменялся. Оказывается, при отжимном он просто-напросто не мог подойти к берегу.

Третье чудачество. Чтоб облегчить жизнь участникам из Донецка, мы за совместные деньги наняли грузовик, который должен был туда и обратно привезти лодки. Для их погрузки в «Сосновую горку» поехал уже давно покойный Васильков Валентин Михайлович, за почтенностью лет называемый «Михалыч». Вернувшись, долго плевался и возмущался, мол, у Пушкина на ноке гика болтается с десяток тяжеленных ржавых гаек, весом чуть ли не в весь катамаран. Поэтому у Михалыча из-за неподъемности возникло бешеное желание их снять и выбросить. Но удержался. Назначение этих гаек до сих пор не ведомо. Разве что выполнять функции отсутствующей оттяжки гика.

Теперь фортель, выкинутый мною. После одной из «просаженных» гонок я на чем свет обругал свой экипаж болванами, идиотами, ни на что не способными, кроме того, как мешать занять призовое место и заявил, что в следующую гонку пойду самостоятельно, без них, так как от них пользы все равно нет никакой. В этой гонке я пришел первым с громадным отрывом.

Выхожу на берег гордым победителем, мол, смотрите, дуралеи, как рулить надо. Но к следующей гонке понял, что дело не столько в умении рулить, как в загрузке. Одно дело - идти полностью загруженным, другое дело идти в пустой лодке. Формально, я ничего не нарушал, так как в те времена отсутствовали какие-либо ограничения на энерговооруженность, на загрузку, как и отсутствовали такие понятия, как гоночный балл, время гонки, относительное время, относительное исправленное время, контрольное время. Все это пришло позже по мере накопления опыта и набивания шишек.
Тем не менее, использование случайно обнаруженной лазейки – ходить без экипажа - я посчитал не честным по отношению к другим участникам и все последние гонки мы отходили полным экипажем. Но в Положении следующего года я уже ввел ограничения на энерговооруженность.

 "Свидетельские показания" Леонида Леонидовича Красова - очевидца тех событий.

Вторые областные соревнования по технике парусного туризма (Кубка Донбасса еще не было) состоялся в 1980 году в Сосновой Горке. Главный судья-Александр(?) Стёпин, студент МИСИ, как попал в судьи - не знаю, куда потом делся - не знаю. Главный секретарь - Людмила Сушко. Комендант - Гена Хмиль. Судья широкого профиля - Ваш покорный слуга (первое судейство, между прочим!).

Катамараны:

SR-306 -Капитан Александр Пушкин (так и не стартовал-не успели собрать до окончания соревнований);
Д-2 -Капитан Владимир Васюков;
В1 -Капитан Виктор Феденюк (?);
Д8 -Капитан Леонид Хирный;
Д26 -Капитан не помню, но это "Кит" с Точмаша.

Байдарки с повышенной остойчивостью

Д5 - Капитан Игорь Крыгин.  В команде В.Кузнецов и Владимир Богданов;
ДК1 -Капитан Иван Иванович из Краматорска;
В11 -Капитан Не знаю, луганчане;
Д18 -Капитан Дворников, "Мева", кстати, победитель.

Байдарки

Д11 -Капитан Владимир Стребков, "Пеликан", подвесной парус

Все факты подтверждены фотодокументами.