МОИ ЛОШАДИ

Предыдущие части:
1. Пролог
2. Учусь ездить верхом
3. Между учебной и спортивной
4. Спортивная группа
5. Ретро-1
6. Ретро-2
7. Амга
8. Между спортом и казачьей станицей
9. Крыловская. 
10. Крыловская. День первый.

ДЕНЬ ВТОРОЙ.

26 июля 1991 г.

       Вчера вечером поинтересовалась, во сколько утром подъём. Никто ничего определённого не сказал. Чтоб не проспать, я подорвалась (без будильника!) в 6-45.

       Подъём объявили в 7 ч. Все потихоньку, но довольно дружно проснулись, побежали по туалетам и умывальникам. Автобус обещали в 9-30.

       У меня образовалась куча свободного времени. Я попросила у Лены из Гродно гитару и с часик побренчала на ней. Отдав инструмент, подошла познакомиться к женщине, которую увидела здесь впервые.

       - Здравствуйте! Вы – Татьяна Константиновна?

       - Да.

       - А я – Оля Крыгина, из Донецка. Наконец-то мы встретились!

       - А я уже спрашивала, где ты.

       Дело в том, что последним вопросом первого тура следовало написать, какие поговорки и пословицы о лошадях ты знаешь. А у меня была даже заведена особая тетрадка, куда я коллекционировала их. Поэтому, написав в ответе штук сто пословиц и поговорок, я утомилась и, честно признавшись в этом, добавила, что готова поделиться остальными, но уже не сейчас.

       (О, копировальная техника – сканеры-принтеры-компьютеры – где вы были в то время? Вершина техники – ротапринт – и тот был доступен только избранным!)

       А накануне поездки я получила от ТК письмо, в котором она интересовалась, не могу ли я взять с собой в Крыловскую заветную тетрадку, чтоб поделиться своими сокровищами с ней, ибо она тоже коллекционирует всё, связанное с лошадьми, в том числе и пословицы с поговорками.

       Мы побеседовали с ней о своей теории и практике общения с лошадьми, я отдала свою тетрадку на изучение, перевела кое-какие поговорки с украинского языка на русский. Поинтересовалась, что делать с сапогами – сразу обувать или с собой брать.

       - Обуй здесь, но лёгкую обувь обязательно возьми - ты умрёшь от жары.

       Я так и сделала. Надела рубашку без рукавов, штаны, нацепила кепку с длинным козырьком, обула сапоги, для чего пришлось натянуть 4 пары носков, в том числе шерстяные. На протяжении всех десяти дней народ удивлялся количеству моих носков. Но я не могу ездить, когда сапоги на ногах болтаются.

       (О, отечественная промышленность! Где изящные сапожки для занятий верховой ездой? Где ботиночки для девочек? Где краги? Ничего этого не было! И даже о существовании подобного знали только те, кто имел возможность увидеть западный конный спорт воочию или на фото в книгах. А этой привилегии удостаивались единицы! За границу почти никто не ездил, а книги о лошадях были в страшном дефиците даже советские. Что уж говорить об импортных! Остальные миллионы  свято верили, что лучшие сапоги для езды – армейские яловые, и хорошо, если 39 размера, а не 45! Ну а предел мечтаний – офицерские хромовые! Приобрести такое богатство мог не каждый, и потому подавляющее большинство ездило в солдатских кирзовых).

       Прихватила босоножки и уздечку, которую привезла с собой из Донецка. Кстати, уздечкой тоже все постоянно интересовались, особенно восхищались трензелем. Правда, дед Рыбин (о нём – позже) заявил, что это – очень строгий трензель.

       (Папа выточил его по моей просьбе из титана, взяв за образец тонкий трензель-«восьмёрку» и утолщив его грызло до стантартных размеров. В то время трензель с титановыми кольцами ценился на вес золота, а уж мой, целиком титановый, и потому невероятно лёгкий, почти невесомый – являлся предметом зависти всех спортсменов нашей конноспортивной базы в Донецке, и его даже один раз крали. Но друзья помогли вернуть спустя год или два. Не знаю, прав ли был Рыбин, называя его очень строгим. Но я всегда помнила о том, что он находится у лошади во рту. И старалась ездить с максимально мягким поводом).

       За нами прибыл микроавтобус. В него влезла только половина конников. Мы подождали с полчаса, и автобус увёз нас второй партией.

       Перед отъёздом ещё поинтересовалась насчёт касок. Никто не берёт их с собой, хотя все привезли. И лежат эти каски одиноко на тумбочках и в сумках.

      Ехали минут десять – до правления колхоза. Там нас накормили в столовой яичницей и чаем. А после завтрака мы поплелись пешком по станице до конюшни – по жаре и в сапогах.

       (Видимо, столовая пионерлагеря ещё не начала работу – детей должны были привезти сегодня. Поэтому колхоз выкручивался, как мог, чтоб не опозориться перед победителями конкурса. А мог, видать, он не очень много).

       Конюшня разочаровала. Маленькая (на десять голов), деревянная, очень неухоженная. Лошади – грязные: нечищеные, стоят на унавоженных опилках. Напоминает несколько нашу конюшню для учебных лошадей. С той лишь разницей, что наша всё-таки закрыта от ветров и дождей, а у них тут «вихри враждебные веют» по всем щелям. И ещё. У нас лошади там закрываются палкой, проходящей поперёк конской груди, а у них – двери из сколоченных досок. «Весёлой» лошадке типа нашего Гороскопа ничего не стоит развалять такой денник в считанные минуты.

       Увидала их скаковой круг. Ничего, сойдёт, но я ожидала лучшего. Длина дорожки – 1200 метров. Дорожку не проборонили, и три рыжих двухлетка скакали по комьям земли.

       (Как я теперь понимаю, никакого спецгрунта на скаковой дорожке Крыловского ипподрома не существовало. Да и наверняка никто не знал, что он должен быть. Или знали, что должен, но не могли достать по разным причинам. А  итог всё равно один – ноги на высохших до каменного состояния комьях земли уродовали ни в чём не повинные лошади. А во время дождя грунт наверняка превращался в скользкую трясину.)

       В центре скакового круга – зеленое поле.  На него наши девчата вывели двух кобыл с жеребятами.  Не успела я всё разглядеть, как раздался громоподобный глас Алексея Васильевича Лазаревича, начальника ГЗК (так в советское время назывались хозяйства по выращиванию породистых лошадей – государственная заводская конюшня):

       - Кто покрепче сидит в седле, двое – на Игрока к Андрюше!

       Мы стояли перед ним плотной толпой, и если б не ТК, не видать мне Игрока как своих ушей без зеркала. Ливанова выудила из толпы нас с Галей и отправила в центр ипподрома, на небольшое огороженное конкурное поле. Там шагал огромный рыжий жеребец с белой проточиной на тяжёлой голове. При нашем приближении маленький коренастый Андрей Косач спрыгнул с него:

       - Ну, кто из вас первый?

       Галя толкнула меня вперёд. Пока я взбиралась в седло и подгоняла стремена, успела предупредить Андрея, что в седле не сидела уже почти четыре года. Он посоветовал крепче держать жеребца, потому что он подхватывает.

       - Сделай рысь по периметру 7 минут. Я скажу, когда шагать.

       Игрок - будённово-ганноверский жеребец 1985 г.р. от Игры и Габоя. Высокий, мощный по телосложению, с мясистой шеей – его трудно было собрать. Сидеть на нём очень неудобно из-за невероятной толщины его корпуса.

       Я порысила облегчённой рысью, но никак не могла найти с ним контакта – о каком сборе могла идти речь, когда я элементарно не чувствовала ни лошади, ни себя на ней. Конь действительно слегка потягивал. Немного опустил нос – вот и весь «сбор».

       Вскоре Андрей велел пошагать.  Через 5 минут снова велел ехать рысью, но поработать на вольтах. А я вспомнила, что при работе на вольтах надо ездить учебной рысью. К тому же мне пришло в голову, что с помощью учебной рыси можно быстрее найти контакт с жеребцом. Поэтому всё остальное время (минут десять) я проездила учебной рысью. У Игрока оказался мягкий ход, и трясло не сильно. Немного пооблегчалась на прямой и пришла в восторг: чувствую! И себя на коне, и коня под собой! Столько не ездить верхом, и вот прочные навыки всплыли из памяти! Невероятно!

       Потом я ещё пошагала. Андрей поставил в центре манежа три стойки от препятствий:

       - Поработай вокруг них «восьмёрки».

     Около манежа собралась толпа: и наши, и местные конники. Все уставились на меня с любопытством (больше всё равно не на что было смотреть). А я писала «восьмёрки» на учебной рыси и думала лишь об одном: как поддержать хорошую посадку, не опозориться. Всё-таки школа за плечами есть. Уж с Игрока-то не упаду – он спокоен, как танк.

     В манеж забрела кобыла с жеребёнком. Я перешла на шаг и отъехала в дальний угол манежа. Игрок ржал, косясь на кобылу, и рыл землю тяжёлым копытом.

       Когда кобыла, наконец, покинула манеж, Андрей велел ехать галопом. Я в восторге чуть не завизжала: всё-таки галоп – это галоп!

      Довольно легко для его массы Игрок поднялся в галоп с нужной ноги. Но в манежной посадке я тут же растеряла стремена. Пока пыталась на ходу их поймать, конь подхватил.

Галопирую на Игроке

       - Подбери повод! – закричал Косач. Ах, ну конечно, вечный мой лёгкий повод! Минимальное воздействие на рот! Иногда играет со мной недобрые шутки, но никак не могу избавиться от этой привычки беречь конские губы!

       Я сократила жеребца и села в полевую посадку. Однако никак не могла найти устойчивое положение, и стремена постоянно забивались под каблук. Все наши с восхищением смотрели на меня, а мне было ужасно стыдно за свою посадку. «Чёрт побери! – думаю, - «разрядница»! На коне сидеть не можешь!»

       - Поворачивай сюда! - кричит Андрей.

       На середине манежа делаю вольт и продолжаю движение. Потом «доходит»: нужно менять направление! Через центр меняю направление и ногу лошади. Но по-прежнему сижу в седле чёрт знает как.  «Господи, когда же уже конец этому позорному галопу?»

       Жеребец сильно тащит, держу его из последних сил. Дышу как загнанная лошадь, будто не я на нём, а он на мне отъездил. Да, не та у меня физподготовочка, что раньше! Ну и тяжеловоз!

       - Шагом! – командует Андрей.

       Перевожу Игрока на шаг. Руки-ноги болят, солнце сверху палит… Но я – на коне! После столь долгого перерыва - выдержала! И я всё равно счастлива.

       Отдаю коня Гале. Смотрю на её езду. Сидит в седле она прекрасно. Ещё бы! Выездка, у самого Ивана Кизимова!

Галя Вихорева (г.Ленинград) на Игроке

       А я еле двигаюсь – перетрудила все мышцы. Но в седло хочется ещё. И не на такого толстого.

       Рядом по не огороженному манежику ездят рысцой наши девчата. Несколько смен всего на четырёх кобылах: Долие, Лампасейке, Реке, Пародии. Да по зелёному полю внутри скакового поля носятся на Дозе и Чапе. У обеих кобыл – жеребята.

       Хотела у ТК попросить ещё лошадь, но стало стыдно. И так ездила больше всех. Вместо этого поблагодарила ТК за хорошую спортивную лошадь (оказывается, Игрока готовят в конкур), а не учебную конягу. Однако желания ещё поездить на Игроке не имела. Эта лошадь – не для меня. Он туговат и не манёврен. К моему росту больше подходит лёгкая некрупная лошадка типа арабо-будённовца.

       Очень хотелось пить. С девчатами мы сходили за 50 метров от конюшни к колонке – ближе никакой воды не было. Там вода оказалась нормальной – прозрачная, холодная и вкусная.

       Девочки отъездили на кобылах и поставили их на место. Оказалось, что Долия, Лампасья, Река и Пародия живут в леваде, под открытым небом! С ними – два рабочих упряжных мерина – Забар и Головко.

       Забар – серый в гречку, одноглазый, под седлом никогда не ходил. Головко – гнедой, с густыми щётками над копытами. Очень красивый, годится и в упряжку, и под седло. Но обе лошади постоянно работают в бричке, и нам их не дадут.

       Мы переобулись в летнюю обувь и пешком направились к правлению колхоза. Я шла в компании с двумя Ирами из Воронежа и Ингой из Карельской АССР.

        В 12-40 автобус забрал нас от правления и увёз в лагерь. Кстати, называется он  (лагерь) «Колосок». Там в столовой на обед были мерзкий суп, какая-то каша и компот. Я только пила, так как меня здесь постоянно мучает жажда. На улице жара градусов сорок в тени.

         После обеда нас решили переселить в другой корпус. Но мы не захотели, потому что там было ещё душнее, чем у нас, потолок низкий и стена не защищена деревьями.

       Мальчишек из «предбанника» переселили-таки в тот корпус. А вместо них в «предбанник» почему-то перебрались Вера-объездчица из Тимирязевки, Лена из Гродно и ещё одна Лена из Москвы (она – из Женского Батальона смерти. Что это – пока не знаю). Отселение от основного коллектива имело свои последствия: мы так и не узнали фамилии этих девочек, и дружба наша с ними не сложилась. А они держались тоже отдельно от нас – своим маленьким коллективом.

       Зато ленинградкам сразу нашлось место. Да и я вместе со своей кроватью передвинулась ближе к девчонкам из Воронежа. Теперь моя кровать стояла впритык к кровати Маринки из Вязьмы. К слову, вяземцев у нас было четверо: Марина, Лена, Рома и Андрей. Все – члены местного кружка «Юный натуралист». Работу писали коллективно и победили тоже все вчетвером, как соавторы. ТК говорила, что их работа – самая лучшая. Рома-то и был тем самым не худеньким мальчиком, что удивил меня при первом знакомстве. Кстати, для своей комплекции он весьма недурно держится в седле. Все четверо верхом ездили всего раз десять в жизни – в деревне накануне поездки. Из них лучше всего управляется с лошадьми Маринка.

       С Галей мы вымыли корпус, так как ТК назначила нас сегодня дежурными. Потом я полистала фотоальбом девочек из Ялты – Лены и Лиды. Они подарили мне памятный вымпел их клуба. Занимаются они в Ялтинском конном клубе «Карьер». Там около 25 лошадей. Клуб существует на средства, которые сам зарабатывает: предоставление лошадей для съёмок фильмов (к примеру, знаменитые «Сердца трёх» использовали карьеровских лошадей. Я потом специально ходила ещё раз в кинотеатр и узнала под седлом одного из отрицательных героев лидкину любимую кобылицу – темно-рыжую арабскую Гамбию, дочку знаменитого Пеленга). Интуристы устраивают конные прогулки и платят валютой…

       Лена и Лида занимаются дважды в неделю, без тренеров, самоучки. Но молодцы – ездят хорошо.

       На полдник давали брусничный сок с хлебом. Хлеб мы не тронули, а сок вылакали до капли.

       После полдника мы с Ирами и Ингой отправились на разведку окрестностей. В полукилометре от лагеря нашли яблоневый сад и надрали яблок. Рядом же росла кукуруза. Набрали и её. На обратном пути увидели единственное жилище человека – красивый большой дом. Решили отнести наворованное в лагерь, а потом вернуться и разузнать, кто здесь живёт.

       Вдруг я обнаружила, что пропали мои часы. Да, я их, наверно, потеряла в манеже, когда носилась галопом на Игроке. Прощайте, часики! Вы – первая жертва. Счёт открыт. Раз!

       В лагере увидели двух рабочих стреноженных лошадей. Меня заинтересовало, что они были именно стреножены. Так вот откуда пошло слово! А то у нас говорят «стреножить», а сами спутывают только передние ноги, то есть по сути, сДВУноживают. А эти были именно сТРЕножены: спутаны передние и на длину корпуса шла веревка от передних ног к задним. Однако и в таком положении лошади на удивление живо передвигались.

         (Теперь-то я знаю, что спутывание только передних ног лошади называется СПУТЫВАНИЕМ, а СТРЕНОЖИВАНИЕ – это то, что я видела в Крыловской).

     Оба коня оказались меринами. Один из них – рыжий и спокойный. Ребята-«пионеры» (их сегодня, как и обещали, навезли полный лагерь) сидели по очереди на нём верхом.

       Второй мерин – бурый. Впервые я наяву видела эту масть. Надо признаться, очень красивая. Бурый слегка покусывался и даже пытался лягаться. Ребята называли его «дурным» и советовали близко с ним не знакомиться.

       Я в тот момент и представить себе не могла, что вскоре этот бурый конь западёт мне в душу и сердце так, как не западали его породистые собратья самых роскошных кровей. (Добавлю – западёт НА ВСЮ ЖИЗНЬ. Я его никогда не забуду, ибо он оказался удивительной лошадью!)

       Мы вновь пошли на разведку. Возле человеческого домика располагалась колонка, но вода из неё лилась такая же чёрная. Я предложила зайти в дом и все интересующие вопросы задать хозяевам. Девчонки боялись, но я их уговорила. Они предоставили мне право действовать и спрятались за мою спину.

       Я постучалась в дверь. Открыл мужчина лет пятидесяти. Мы представились, рассказали, какие мы несчастные – и лошадей-то мало, и жара несусветная, и пить-то нечего…

       Оказалось, что воды другого цвета здесь нет. Молока купить не у кого, так как ближайшее поселение находится в 12 км отсюда. Ближе всего к нам располагаются ферма крупного рогатого скота и свиноферма. Да и те – в трёх километрах.

       - Чьи лошади? Мои лошади! Я – конюх при них. Можно ли покататься? А у меня уздечек нет. Если у вас есть – приносите, покатаетесь. Но сёдел тоже нет.

       Для нас было так неожиданно его разрешение поездить верхом, что мы просто рассыпались в благодарностях. Пообещали прийти после ужина.

       На ужин давали жареную курицу, салат, кашу и чай с маслом и хлебом. А мы напряжённо думали, где взять вторую уздечку? Кроме меня, уздечки привезли Лена из Гродно и Вера из Москвы. Но брать их в долю очень не хотелось. 

       Пусть это эгоистично, но мы больше никому ничего не сказали. Всё-таки две лошади на двадцать пять человек – маловато. И вообще: кто успел – тот и съел. Никто не виноват, что мы оказались проворнее.

       (Дополню - и любопытнее. Ведь вместо валяния на кровати или на пляже после обеда  – отправились исследовать местность).

       После ужина я тихонько впихнула уздечку в сумку и прихватила фото, где я на Амге с седла наклоняюсь здороваться с Яриком (больше ничем отблагодарить сторожа за щедрость я не могла).

        Иван Петрович – так звали конюха – вынес кавалерийское седло, которое некогда сам смастерил, и подседлал бурого.

       - Рыжий хромает, - пояснил он. – У него подкова отскочила с той ноги, что он когда-то сломал. А на буром вы без седла не удержитесь – он любит тягать по кустам.

       Говорил ИП на смеси украинского с русским. Оказалось, что он действительно хохол. Ирки завтра уезжали на денёк в Ростов, а мы с Ингой оставались. Поэтому сегодня мы решили не ездить – уступить коня Иркам.

       Пока они по очереди ездили на нём, мы сидели на лавочке у домика и беседовали с ИП. Комары жрали смертельно, но мы терпели. Из беседы поняли: ИП – очень хороший человек, добрый, хозяйственный и любит лошадей. Дом у него ухоженный, выбеленный, в палисаднике – цветы. Бегают две упитанные мелкие дворняжки. Лошади бодры и в хорошей форме. Кормит их он сам (зерном – только весной, за две недели до начала полевых работ). Сам поит, чистит, куёт, шьёт упряжь. Весь год кони гуляют на свободе стреноженные. И только весной во время посевной немного напрягаются на поле. Да в году раз двадцать запрягут их в бричку – вот и всё. Недаром они такие упитанные! (Не потому ли бурый оказался столь интересен по характеру, что не умотан человеческой эксплуатацией, не сломлен непосильным трудом?)

       Рыжему уже 18 лет, зовут его Бунчук. Бурому – 9. Он – Будулай. Вот уж, блин, дурацкие клички! Особенно – цыганская Будулай. Наверно, родился чёрным, да фильм про Будулая крутили в тот момент по телеку…

       Попросили ИП больше никому, кроме нас, лошадей не давать – и объяснили причину. И сами обещались держать языки за зубами. Жалко ж лошадей – а ну как все захотят на них кататься?

       Наконец, Будулая привели, расседлали. Я растёрла ему соломой вспотевшую спину.

       По возвращении в лагерь мы направились в душ. Душевая неплохая, ни в какое сравнение не идёт с душевой на нашей биостанции в Яцковке. Выкупались и в 23-40 легли спать.

       Да, сегодня нам выдали недостающее бельё. И даже с избытком. Я подложила под матрас два одеяла, а сверху настелила ещё один матрас, который утянула из корпуса, в который нас хотели переселить. Теперь зад не проваливается в провисшую сетку. Но зато в бока впивается сбившаяся в комки вата.  

 Продолжение:  Крыловская. День третий.